А.В. Шмелев
Николай Юлианович Пушкарский родился 22 ноября/4 декабря 1897 года на сахарном заводе «Рогозное» (где его отец служил бухгалтером), Сумского уезда Харьковской губернии. По окончании Сумской Александровской гимназии в 1915 году он поступил на юридический факультет Императорского Харьковского университета, окончив его в 1919 году в разгар Гражданской войны. В студенческие годы подрабатывал репетитором, что дало пригодившиеся впоследствии педагогические навыки. После окончания университета Пушкарский вернулся в Сумы и вскоре решил вместе с группой учащейся молодёжи перейти через фронт и присоединиться к Белой армии, но внезапно заболел
тифом. Это и спасло ему жизнь: члены группы попали в засаду к красным, и их расстреляли. Пушкарскому не удалось присоединиться к Белой армии даже тогда, когда она вошла в Сумы: он дважды переболел тифом, первый
раз — сыпным, второй — брюшным. Больной и измождённый, он был вынужден остаться в Сумах и в конечном итоге отбыл воинскую повинность в Красной армии с 1920 по 1921 год.
Диплом юриста в Советс ой России оказался практически не нужным: новые власти не признавали дореволюционное юридическое образование и не брали старую адвокатуру на работу в суд или в государственные учреждения. Поэтому с 1922 по 1930 год Пушкарский работал «заступником», т.е. членом коллегии защитников перед советским судом (трибуналом). Он вспоминал эту работу как хорошую школу. Николаю Юлиановичу давали интересные дела. Трибунал, состоявший из большевиков, не доверял «бывшему», и тем не менее он добивался успехов в защите своих клиентов. Несмотря на занятость, находил время для занятий педагогической и литературной деятельностью. В возрасте 26 лет женился. У них с женой Зоей родился единственный ребёнок, дочь Аида.
В 1931 год у Пушкарский отправился в Киев, куда в 1934 году перенесли столицу УССР из Харькова. В Киеве удалось устроиться не на одну, а одновременно на три работы: в Наркомзем (Крещатик, 5), Автотракторсбыт (Крещатик, 9) и Союзпушнину (там же). Официально можно было служить только на двух службах. Но, с одной стороны, запрос на таланты Пушкарского был настолько высок, что ему удалось устроиться в три места, и на это смотрели сквозь пальцы, а с другой, как беспартийный с дореволюционным юридическим образованием, он не мог устроиться на должности с приличным окладом, поэтому был вынужден совмещать несколько работ, чтобы прокормить семью.
В начале войны пришлось бросить обычную работу и подчиниться военному командованию. Так, в июле-августе (до занятия Киева немцами) он работал дегазатором, дезинфицировал солдатские вещи. Далее, уже в оккупированном Киеве, Пушкарский служи секретарём одной из районных управ. По его воспоминаниям, Крещатик был взорван по вине Красной армии, так как был заминирован при оставлении ею Киева. Долгие годы этот факт отрицался советскими историками и властями, но подтвердился в 1990-е гг., когда открылись архивы. Естественно, служба Николая Юлиановича при немцах (работать были обязаны все) и антисоветские взгляды делали его дальнейшее пребывание в Киеве по возвращении советов нежелательным. Поэтому Пушкарский воспользовался возможностью покинуть Киев с семьёй при приближении фронта (приблизительно в сентябре или октябре 1943 года) и уехать на Запад. Первоначально – в Польшу (Лодзь и его предместье, Пабианице), затем – в Австрию. В Вене он занимался физическим трудом в качестве восточного рабочего (остарбайтера). «Целыми днями мы были заняты по уборке улиц города от обломков разрушенных бомбардировкой зданий», – вспоминал Николай Юлианович.
Под конец войны Пушкарский находился в Вене. Немцы хотели воспользоваться его знаниями, журналистскими и литературными дарованиями, вытребовав его на работу в Korrespondenz- Büro “Die neue Welt” в качестве автора брошюр для военнопленных. Однако в конечном итоге забраковали его труды, очевидно, плохо сочетавшиеся с официальной нацистской точкой зрения. В последние дни войны Пушкарские бежали из Вены и оказались в Кемптене, в Баварии, где Н.Ю. занимался физическим трудом в немецком лагере до освобождения местности американской армией.
После войны Пушкарские продолжали жить в Кемптене «на привате», т.е. в частном доме, а не в лагере ДиПи (перемещенных лиц). Там он написал пособие Очерки русской истории в трех частях для учеников русских гимназий
в лагерях ДиПи. Пособие пользовалось большой популярностью, и впоследствии издатели предлагали Пушкарскому его переиздать, но автор стеснялся это делать: первая часть книги была написана исключительно по памяти без опоры на какие-либо источники, отсутствовавшие в Кемптене, в результате чего в текст вкрались ошибки. Вторая и третья части писались уже на основе достоверных источников, поэтому Пушкарский считал их более удачными, чем первая часть.
Николай Юлианович активно участвовал в эмигрантской жизни, политической и общественной. Он стал членом Общества русских зарубежных юристов и Объединения русских писателей и журналистов в Германии, писал для эмигрантской прессы: его статьи появлялись, например, в газетах Эхо (Регенсбург) и Наше время (Мюнхен). Много позже Николай Юлианович подчёркивал, что не написал ни одной строки для советской или нацистской прессы, а публиковался только в свободных эмигрантских газетах и журналах, выходивших на Западе после войны.
Тем не менее попытки Пушкарского выехать в США долгое время были тщетны. Так как он жил – как это тогда называлось – «на привате», т.е. в частном доме в Кемптене (Adel- harzer Weg 31), а не в лагере беженцев, то был лишён той поддержки, которая оказывалась ДиПи в лагерях для переселения в США. Возраст и отсутствие полезной для иммигранта профессии препятствовали переселению в другую страну. Также мешала и якобы «политическая неблагонадёжность» Пушкарского. Туманные отказы, сделанные на основании сведений американской контрразведки (CIC), указывали то ли на принадлежность к коммунистической партии еще в бытность проживания в СССР, то ли на последствия «сотрудничества» с нацистами. Ни то, ни другое не соответствовало истине: Пушкарский никогда не был членом коммунистической партии и с нацистами не сотрудничал. Но в отсутствие доказательств о несотрудничестве он надолго застрял в Германии без возможности применить свои знания и способности в полной мере. Между тем брату и матери жены Пушкарского удалось переехать в США, и сам Николай Юлианович оставался
в недоумении, за что его с женой и ребёнком не пускают. Приходилось настойчиво обращаться за помощью в различные инстанции и к частным лицам. В архиве Фонда русской истории (Св.-Троицкий монастырь в Джорданвилле), в фонде юриста К.Н. Николаева, возглавлявшего Объединение русских юристов бывших ДиПи в Америке, сохранилась переписка Пушкарского и Николаева от 1950-1951 гг. касательно попыток Николая Юлиановича переселиться в США.
Николаев охотно помогал Пушкарскому и дал ему следующую характеристику: «С Н. Ю. Пушкарским познакомился в октябре 1946 г., когда он,в качестве члена Общества русских зарубежных юристов в Германии, приезжал на Общее собрание членов Общества в Мюнхене, засим он неоднократно приезжал в Мюнхен и останавливался в том пансионате, в котором и я проживал, кроме того я два или три раза был в Кемптене, где он жил, и каждый раз с ним встречался. Я знаю его за серьёзного, вдумчивого и скромного человека, который, считая образование своей дочери
в немецкой школе недостаточным, сам восполнял её образование, в русском национальном характере. Кроме того, в очень трудных условиях, не имея достаточных пособий, написал и издал три тома книги «Очерки русской истории». Труд этот был им издан в Германии в 1947-1949 гг. Труд этот принес большую пользу, т.к. в русских школах не было никаких учебных пособий. Труд этот свидетельствует о культурном уровне автора и о том, что автор чужд даже намеков на какую-либо коммунистическую тенденцию. Этот труд свидетельствует о национальных и демократических убеждениях автора. Репутация Н.I. Пушкарского — это репутация образованного, трудолюбивого и скромного человека».
Помогал Пушкарскому в деле переезда известный юрист, старый эмигрант А.А. Гольденвейзер (их переписка хранится в Бахметевском архиве в Нью-Йорке), ещё до войны специализировавшийся на помощи русским эмигрантам в переезде в США. Пушкарский познакомился с ним заочно в 1948 г., когда обратился за помощью в приобретении книг для работы над третьей частью своих Очерков русской истории. Он просил купить и выслать книги известных историков –С.Ф. Платонова и Е.Ф. Шмурло. Гольденвейзер помог не только с книгами, но и взял на
себя хлопоты в пользу Пушкарского в Вашингтоне. На помощь пришли и другие эмигранты, и ДиПи, знавшие Пушкарского: Иван Кулиш, соученик в Сумской гимназии (они были знакомы с 1910 года) свидетельствовал, что последний «всегда ненавидел и сейчас ненавидит коммунизм и является человеком демократических идеалов». В итоге общие усилия Гольденвейзера, Николаева и других увенчались успехом: в начале 1952 г. Пушкарские оказались в Лос-Анжелесе, в городе, где педагог провел почти половину жизни. На допросе, длившемся более часа в середине декабря 1951 г. в Мюнхене, против Пушкарского выдвигалось обвинение не в сотрудничестве с коммунистами или нацистами, а в простой принадлежности к союзу советских служащих. Почти обязательное членство в этом союзе не давало никаких привилегий, а только обязывало платить взносы. Однако американские власти ошибочно полагали таковое членство добровольной поддержкой коммунизма и считали, что этого было достаточно, чтобы отказать во въезде. Только когда ситуация прояснилась, Пушкарскому выдали разрешение на
иммиграцию.
В Лос-Анжелесе Пушкарский, имея высшее юридическое образование, прекрасно эрудированный, начитанный, устроился… уборщиком, получая один доллар в час. Типичная дипийская судьба. Но это его не унизило и не сломало: он находил отдушину и выход своей энергии в творчестве и преподавании. Активно писал для журнала Родные дали, состоял в редакционной коллегии, участвовал во многих общественных начинаниях, в частности как оратор на различных торжествах и собраниях, а также несколько лет преподавал в приходской школе при Свято-Преображенском храме.
